Рафаэль Альберти

День и ночь себя поедом ем.
Вот дурная башка!
Поделом я остался ни с чем.

Больше нет у меня дружка:
был со мною дружок, пока
не растратился я совсем...
Вот свалял дурака!

Эх, дурная башка!

Все смеются теперь надо мной:
и невеста, и брат родной,
и сестра моего дружка...
Вот свалял дурака!

Эх, дурная башка...

День и ночь себя поедом ем.

Если голос умрет мой на суше,
отнесите на берег морской,
на какой-нибудь мыс мало-мальский,
отнесите на берег морской,
и пожалуйте чин адмиральский,
и назначьте на бриг боевой.

О мой голос, покойся средь шири!
Шум прибоя всегда над тобой.
У тебя ордена на мундире:
якорь, парус и вал голубой.

Любимая, вспомни меня,
когда уплывешь ты в море
и не вернешься домой;

когда паруса распорет
шторма клинок кривой;

когда, с ураганом не споря,
махнет капитан рукой;

когда черный стук телеграфа
захлестнет сумасшедшей волной;

когда мачта, последняя мачта,
скроется под водой;

когда ты станешь, морячка,
сиреной морской.

Я бога о жабрах молю.
Мне обязательно надо
увидеть невесту мою,
наяду подводного сада.

Утром она, словно птицу,
выпускает зарю в небеса,
когда на камнях серебрится
подводного луга роса.

Я не встречу тебя никогда,
садовница темных глубин,
морского рассвета звезда.

Море... А может быть, океан...
Нет, море... Любовь моя, море...

Отец, я по крови своей капитан,
зачем ты от моря меня оторвал,
увез меня в город на горе?
Каждую ночь меня кличут моря,
зовут путеводные звезды...

Послушай, отец, я по крови моряк,
зачем меня в город увез ты?..

Дневной экспресс остановился
там, где репейники стеной.

"Милая девушка, ландыш лесной,
воды ключевой у тебя я напился
и сердце оставил в кувшине с водой".

Ночной экспресс остановился
там, где оливы над рекой.

"Милый рыбак, лодочник мой,
сердце свое я, видать, обронила
в тесную лодку, в челнок твой сырой".

Минуя в беге города и веси,
спустись оленем пенных горных вод
на солнцепек приморского безлесья,
где только зимородок гнезда вьет.

И я, заждавшись, как небесной манны,
глотка живого с ледяных высот,
из камышей соленого лимана
тростинкой брошусь в твой водоворот.

И на ручье, который взял начало
из шалой глыбы снежного обвала,
свои инициалы напишу.

А ты, как пар сквозной и одинокий,
осоки запись растворив в потоке,
вернись к горам, и дубу, и плющу.